Место исполнительного производства в системе российского права

М.А. Гурвич не включал исполнительное производство в часть 2 ГПК, именуемую им «Особые правила», и даже возражал против его размещения между «Общим производством» и «Особыми правилами», правильно считая, что последние в основном являются исключением из порядка осуществления правосудия и исполнительное производство оказалось бы поэтому инородным клином, вбитым в однородный, как правило, регламент осуществления правосудия.
В подтверждение правильности выводов М. А. Гурвича о разнородности отношений, возникающих при осуществлении правосудия по гражданским делам и в исполнительном производстве, можно сослаться, в частности, на то, что они имеют различный субъектный состав. По этому поводу И. М. Зайцев верно писал, что существенно меняется субъектный состав участников при исполнении юрисдикционных актов. Здесь основными процессуальными фигурами становятся взыскатель и должник. Судебный исполнитель и суд (судья) может привлекать понятых, хранителей арестованного имущества, различные государственные учреждения, колхозы, кооперативные и общественные организации. В исполнительном производстве уже не фигурируют лица, участвующие в деле, свидетели, переводчики. Сторонами в исполнительном производстве являются взыскатель и должник. Ими могут быть не только лица, ранее участвующие в гражданском процессе в качестве истца и ответчика, но и многие другие граждане и организации.
А. К. Сергун, глубоко понимая сложность проблемы, пытается объяснить ее следующим образом. «Исполнительное производство, — пишет она, — может вестись и не в связи с рассмотрением гражданского дела, не как стадия гражданского процесса. По действующему закону, т. е. по правилам ГПК, могут приводиться в исполнение акты целого ряда других органов — исполнительные надписи нотариусов, решения товарищеских судов, постановления комиссий по делам несовершеннолетних и др. Принудительное исполнение таких актов не образует стадии гражданского процесса, поскольку такого вообще не было, он и не возбуждался, и не велся. Здесь мы сталкиваемся с очень интересным и не таким уж редким явлением, когда правовые установления используются государством, законодателем не только по их первоначальному назначению».
Аргументы, приведенные А.К. Сергун, неубедительны. Она пишет, что передача исполнения различных актов судебным органам по правилам ГПК диктуется совсем не тем, что якобы образуется единый гражданский процесс, а тем, что деятельность, где осуществляется непосредственное принуждение, в большей степени, чем какая-либо другая, требует гарантий, обеспечиваемых гражданской процессуальной формой. Поэтому государство поручает ее осуществление органу, для которого такая форма уже установлена, в порядке, ею определенном, даже в тех случаях, когда предшествующие стадии реализации права — принятие правоприменительного акта — проводились в другом порядке. Между тем вопрос о том, почему государство поручает исполнение различных правоприменительных актов судебным органам, не имеет прямого отношения к проблеме «широкого гражданского процесса». Здесь в первую очередь необходимо установить, являются ли общественные отношения, возникающие в суде и иных органах при рассмотрении и разрешении ими гражданских дел, а также нормы, их регулирующие, однородными по своей природе и образуют ли эти нормы единую систему гражданского процессуального права.
Как уже говорилось, общественные отношения, возникающие при осуществлении правосудия по гражданским делам и в исполнительном производстве, неоднородны по своей правовой природе, поэтому неоднородны и правовые нормы, регулирующие эти отношения. О юридической неоднородности норм, регулирующих исполнительное производство, и норм, регулирующих осуществление правосудия по гражданским делам, можно судить и по общей части гражданского процессуального права. Как известно, общая часть отражает однородность предмета правового регулирования, служит объединяющим началом для всех отраслевых норм, выражает общность их юридического содержания и существует в любой отрасли права. Нормы, регулирующие исполнение решений различных юрисдикционных органов, вряд ли можно считать однородными с процессуальными нормами, регулирующими процессуальные отношения. Поэтому в исполнительном производстве и не действуют такие институты как «состав суда, отводы», «подведомственность», «доказательства» и др.
Если же общая часть для определенной группы внешне связанных между собой институтов не может быть выработана, значит, эти институты регулируют разнородные общественные отношения, между ними нет внутренней необходимой связи. Нормы общей части, будучи результатом логической обработки определенной совокупности правовых норм, регулирующих определенный вид общественных отношений, отражают объективно существующую связь обособляющихся внутри них различных сторон и разновидностей таких отношений. С этими сторонами и разновидностями и связано существование конкретных правовых институтов внутри данной отрасли права.
Ученые, считающие, что нормы исполнительного производства являются однородными с гражданскими процессуальными нормами и входят составной частью в систему гражданского процессуального права, в подтверждение своей позиции ссылаются на наличие у исполнительного производства и гражданского процессуального права общих принципов: диспозитивности, состязательности, непосредственности и др.
Как правильно заметил М. К. Юков, некоторые из них в исполнительном производстве не действуют или проявляются своеобразно. Но дело не только в этом. Главное - в другом, а именно в той роли, которую играют эти принципы в системе гражданского процессуального права. Своеобразие норм-принципов этой отрасли права заключается в том, что многие из них действуют не только в гражданском процессуальном, но и в других отраслях права. Так, принципы осуществления правосудия только судом, национального языка судопроизводства, гласности, диспозитивности, состязательности действуют в уголовном и арбитражном процессе. Это свидетельствует о том, что для целостности, внутреннего единства системы гражданского процессуального права принципы не имеют главного, определяющего значения, и следовательно, на них нельзя опираться при решении вопроса о включении или невключении исполнительного производства в систему этой отрасли права. Отдельно взятый принцип, несколько принципов, как и система их в целом без предмета и метода, не могут рассматриваться в качестве критерия разделения права на отрасли.
Сказанное вовсе не означает, что принципы гражданского процессуального права вообще не играют никакой связующей роли в отрасли права. Играют и весьма важную роль. Но характер этой связи имеет свою специфику и существенно отличается от связей норм, институтов и других подразделений отрасли, определяемых системой гражданских процессуальных отношений, т. е. предметом правового регулирования.
Полагая, что исполнительное производство является стадией гражданского процесса, А. К. Сергун в обоснование своей позиции ссылается и на то, что в исполнительном производстве действуют не только принципы гражданского процессуального права, но и нормы об обжаловании в суд действий судебного исполнителя, содержащиеся в ст. 441 ГПК РФ, а также правила об отводах, о составе суда, о лицах, участвующих в деле, и их правах, о правоспособности и дееспособности, судебных расходах, вызовах, извещениях, сроках, действует целиком весь институт представительства.
Указанные нормы регулируют не само принудительное исполнение, а устранение тех неправильностей, которые могут возникнуть при этом. Здесь происходит не реализация решения, а защита прав взыскателя, должника и других лиц в ходе исполнения судебных постановлений.
Включение норм, регулирующих рассмотрение жалоб на действия судебного исполнителя и исков об освобождении имущества от ареста, в разд. 7 ГПК «Исполнительное производство» привело к несоответствию системы гражданского процессуального законодательства и системы гражданского процессуального права. Поэтому следует согласиться с А. И. Абрамовой и Д. М. Чечотом, полагавшими, что производство по жалобам на действия судебного исполнителя должно быть отнесено к производству в суде первой инстанции.
И. М. Зайцев тоже возражал против исключения норм, регулирующих принудительное исполнение судебных решений, из гражданского процессуального права. Он писал, что авторы, исключающие исполнение решений из состава правосудия, не учитывают:
а) единства конечных целей исполнительного производства и судопроизводства;
б) активного участия суда при исполнении решений;
в) гражданского процессуального режима принудительного исполнения судебных решений.